СИМВОЛИКА ИЗВЕСТНЫЕ ЖИТЕЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ МИФЫ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ

ГОРОДОК

 

Городок — так назывался ныне не существующий микрорайон Всеволожска.

К известной передаче это название не имеет никакого отношения, оно появилось и успело исчезнуть задолго до её появления.

Дело в том, что в военные и послевоенные годы на южной окраине Всеволожска располагалась воинская часть. Территория части — так называемый военный городок, была ограничена четырьмя поэтическими проспектами: с юга — Лермонтова, с севера — Некрасова, с востока — Грибоедова и с запада — Маяковского, а также к нему относился лесной массив между улицами Достоевского и Некрасова, сплошь изрытый блиндажами и землянками, от которых нынче остались лишь заросшие канавы.

В феврале 1958 года военная часть была срочно перебазирована, а на её месте был организован санаторий «Огонёк» для лечения детей перенёсших заболевание полиомиелитом. Вновь набранному персоналу детского санатория (всего около ста семей) жильё дали здесь же, в бывшем военном городке, отсюда и название.

Архитектура городка была по военному строгая, дома стояли вдоль проспектов Некрасова и Лермонтова двумя стройными шеренгами. На Некрасова стояли одиннадцать сборно-щитовых домиков со стенами обшитыми листовым шифером и вертикальными решётками для цветов. Семь из них на три семьи, три односемейных и один так называемый «Рентген», в нём располагались рентген-кабинет и кабинет зубного врача с потрясающей в прямом смысле слова бормашиной, приводимой в действие ножным приводом от швейной машинки «Зингер».

Обогревались эти дома чугунными угольными котлами, стоящими на кухнях и имели (о, чудо) батареи. Среди них стояли два больших барака с дровяным отоплением. Один из них назывался «Курский» или «Курский вокзал», гигантский, дощатый, крестообразный в плане, количество комнат в нём по прошествии времени не поддаётся точному подсчёту, примерно около двадцати. Во втором, так называемом «Белорусском» бараке, проживали семь семей. Он был засыпной, оштукатуренный и имел серый цементный цвет.

На Лермонтова же стояли пять побелённых на манер украинских мазанок бараков немного другой архитектуры — на шесть-восемь семей каждый, плюс три «одноквартирных» домика, и ещё два барака устроились между улицами, вдоль дороги ведущей к 1-му Ждановскому озеру. Весь городок был обнесён крепким однотипным забором с восемью воротами и кучей калиток, так что при желании его можно было целиком закрыть на замок.

Пространство между забором и домами было занято огородами с картошкой, под окнами смотрящими во двор были разбиты палисады с цветами. В каждом дворе параллельно дому стояли большие сараи из горбыля с отделениями для каждой семьи, где хранились дрова, велосипеды и финки (это не ножи, это такие санки), за сараями стояли многоместные дощатые туалеты, а за туалетами — деревянные помойки с крышками. Что характерно, всё это регулярно засыпалось хлоркой (медики ж кругом) и ассенизировалось.

С северной стороны к городку подходил сосновый лес, тогда это был ещё лес, а не парковая зона, он занимал пространство от проспекта Некрасова до проспекта Достоевского, в нём в изобилии росли грибы и черника, водились белки, бегали зайцы, а временами заходили лоси. Да и сам городок стоял в сосновом лесу, все бараки были аккуратно вписаны между сосен и такое устройство жизненного пространства казалось обычным и единственно верным.

С южной стороны городка, сразу за проспектом Лермонтова Всеволожск кончался и начиналось поле. Оно поднималось в горку, террасой нависавшую над городком, когда-то бывшую берегом Литоринового моря и широкой степью простиралось за горизонт. Неизвестный совхоз сажал в этом поле то рожь, то горох с овсом, то траву на сено. Время созревания гороха было детским праздником, через неделю в поле оставался только овёс. Каждой весной ручьи текущие с этой возвышенности, на несколько дней затапливали городок на радость детям и к ужасу родителей, спасавших картошку из барачных подвалов. Ручьи бурлящими потоками протекали через городок и скрывались в лесу, затапливая многочисленные ямы, оставшиеся от блиндажей и землянок военных и до сих пор остаются в памяти яркой иллюстрацией метафоры «дружная весна».

Два раза в год по праздникам весь городок ходил на гору, в которую упирался проспект Маяковского, смотреть салют. Питер с неё виден, как на ладони. Мы жгли на горе старые покрышки, каждый залп салюта встречали дружным «ура!» и поражались какое на этой горе было замечательное эхо.

Внутри городка проходила дорога, вдоль которой располагалась местная инфраструктура: железная водокачка, четыре водоразборные колонки, магазин, ещё один «одноквартирный» домик, где жили дачники из Москвы, спортивная площадка и кочегарка, точнее капитально выстроенный комплекс из кочегарки, бани, прачечной, склада угля и квартиры кочегара, всё под одной крышей.

А спортплощадка в городке была знатная, её из соседнего леса, сейчас это парковая зона «Достоевская», в 1962 году перетащили в городок наши отцы. Осталась она там от военных, не пропадать же добру. В итоге были у нас качели, бум, теннисный стол и даже баскетбольная с волейбольной площадки. Мы использовали теннисный стол для нигде более впоследствии не встречаемой игры в «бабки-ёжки» и лишь когда подросли, стали использовать его по назначению.

Взрослые же пока были молодые, да непьющие, резались там после работы в волейбол, а дядя Витя Маштаков наяривал нам на баяне хиты из репертуара массовиков-затейников. Зимой санаторный автобус вывозил всех желающих кататься на лыжах на Румболовскую гору. Автобус набивался битком и это при том, что вокруг своих мест для катания было предостаточно, просто там катался весь город.

Над всем этим, на горке, в которую сейчас поднимается Южное шоссе, возвышалось фантастическое сооружение — огромная, деревянная, но исправно действующая водокачка довоенной постройки, похожая на избушку или гигантский скворечник стоящий на шестиметровых курьих ножках. Она была окружена глухим забором, заросшим малиной и снабжала вместе с новой, стоящей в низине железной водокачкой, городок и санаторий чистейшей водой.

С водокачки хорошо был виден, висевший одно время над Воейковым большой воздушный шар похожий на НЛО. Воейково тогда вообще было столицей воздушных шаров. Оттуда регулярно запускались в стратосферу метеорологические зонды с некими приборами. Один такой зонд однажды свалился прямо у крыльца нашего дома, а лопнувшая резиновая оболочка воздушного шара застряла на дереве.

Каждый день кроме понедельника в городке появлялась женщина почтальон с тяжеленной сумкой через плечо, кроме писем и газет, а их выписывали все, она разносила журналы «Наука и жизнь», «Химия и жизнь», «Техника-молодёжи» и мегапопулярный «Крокодил». Никто не верит, но тогда для курильщиков издавался журнал «В мире табака». Кроме того по предварительной записи у неё можно было заказать книги, в ассортименте была вся школьная классика: собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, Толстого и даже «реабилитированного» Есенина.

За счастье жить в этом раю комендант — старушка с улицы Достоевского, тёмный дом которой был обставлен антикварной мебелью, собирала с жильцов городка квартплату, от одного до двух рублей в месяц. Она же однажды была Дедом Морозом на ёлке, которую для детей сотрудников устраивали в санатории, хотя обычно им бывал Сергей Федотович Усачёв, преподаватель математики в сельхозтехникуме, живший в городке в доме № 48.

На Лермонтова, в юго-восточном углу городка, где находились оставшиеся от военных конюшня и гараж, на плацу перед ними общими усилиями пацанов было сделано наше первое футбольное поле, где даже однажды прошёл принципиальный матч «Городок» — 1-я школа, в здании которой сейчас находится районная администрация. «Городок» победил 5:1. В 1967 году санаторий закрыли, а на его месте открыли пионерлагерь «Огонёк», а вместе с ним появилось шикарное, свободное с сентября по май футбольное поле, и старое в итоге поросло травой.

Летом 1966 года на три дня городок превратился в съёмочную площадку. Снимали фильм «Женя, Женечка и "катюша"». Вдоль перелеска у седьмого корпуса выстроились «катюши», ходили артисты в военной форме, а среди них Михаил Кокшенов и Олег Даль. О Дале ничего плохого сказать не могу, а вот Кокшенов оставил о себе нехорошую память, так как не поленился накрутить уши одному из наших дошколят, за наивную попытку слямзить бутафорскую каску. Что характерно, сейчас в коттедже стоящем в 50 метрах от этого места перманентно снимают какие-то сериалы.

1960-е годы были даже не оттепелью, а скорее весной всего человечества: Битлз, хиппи, мини-юбки, Гагарин, высадка на Луну, освобождение Африки, лучший наш футбол и хоккей, растущие на глазах «хрущёвки», а главное — неподдельная уверенность в завтрашнем дне и в том, что Советский Союз лучшая страна в мире, такое больше не повторялось.

В самом центре городка в маленькой избушке был магазин, которым командовала продавщица Клавдия Алексеевна. Как было удобно, зайти за сарай и пойдя 20 метров по тропинке между сосен, купить свежий хлеб или бутылку лимонада. Летом из-за обилия окрестных дачников из магазина торчал хвост очереди и вместе со всеми в очереди стояла Алиса Фрейндлих.

Продукты в магазин доставлялись на лошади, летом на телеге, а зимой на санях неторопливый возчик вёз их под брезентом из магазина на Торговом проспекте. С получки в магазин заходил лесник по фамилии Вовер. Дом лесника стоял на полпути между 2-м Ждановским и 3-м Лесным озером, до войны там было два дома и это был целый населённый пункт — эстонский хутор Холмы. Лесник покупал в магазине леденцы и раздавал их по дороге домой детям городка и деревни 1-е Озерки. Метрах в трёхстах за домом лесника лежал сбитый в войну самолёт. К 70-м годам от него остался лишь остов кабины с обрубками крыльев, а в 90-е вообще ничего не осталось.

Когда магазин в 1973 году закрыли стало очень грустно таскаться за полтора километра на Колтушское шоссе в магазин «На торфах». Правда «На торфах» тогда раз в неделю продавали деликатес — копчёные кости по 22 копейки килограмм. Местные алкоголики с топорами поджидали счастливых покупателей у магазина и за 2 копейки с кило рубили копчёные скелеты на части.

В городке жили грачи. Каждую весну, когда трактора начинали пахать совхозное поле, сотни птиц появлялись из ниоткуда, поправляли свои огромные гнёзда на верхушках сосен, роняли птенцов и до конца лета дико орали. Ничто не могло прогнать эту стаю, даже попытки расстрелять грачей из ружья. В перестройку, когда совхозные поля опустели, грачи исчезли сами, тогда же исчезли и ондатры из 1-го Ждановского озера, но им похоже кто-то помог.

По всему лесу в неком подобии порядка были разбросаны заросшие травой большие и маленькие ямы — разобранные блиндажи и землянки бывшей военной части. Если слегка копнуть, то в них можно было найти патроны и миномётные мины. Сам во 2-м классе, идя со школы, откопал таких две штуки. Потом не нашёл ничего лучшего, чем принести их ближе к дому и похвастаться перед пацанами. В итоге, когда отец шёл с работы, он увидел такую картину, мы с Витей Римчёнком сидим на краю ямы, что возле дороги, а Саша Габидулин кидает мины об камень взрывателем, говоря нам, что они сейчас стартанут выше сосен. О том, как нас всех потом дома пороли можно даже не рассказывать, ведь за пару лет до этого наш сосед первоклассник принёс миномётную мину домой, начал пилить и подорвался. Машины разминирования приезжали к нам неоднократно, но не с целью прочесать лес, а лишь забрать найденное, так что мины эти и сейчас наверняка в изобилии лежат под коттеджами.

Вдоль проспекта Некрасова заходили на посадку самолёты в аэропорт «Смольное», позднее переименованный в «Ржевку». Их хорошо было видно в окно над верхушками сосен. Самолёты пролетали очень низко и как казалось очень медленно. По ним можно было изучать историю развития нашей ближнемагистральной авиации. Сначала это были Ан-2, Ли-2 и Ил-14. Затем стали летать Ан-24, Як-40 и всё тот же Ан-2. Иногда прилетала экзотичная «Пчёлка» (Ан-14), ну и разнообразные вертолёты. Что характерно шум садящихся самолётов совсем не мешал, возможно тогда самолёты шумели меньше. Гораздо громче была регулярная канонада с артиллерийского полигона, хотя расположен он был чёрти где за Всеволожском, но от неё звенели стёкла в окнах и сервантах.

В 1967 году полиомиелит в стране был побеждён и санаторий закрыли, родители пошли искать работу на стороне, кто во Всеволожске, кто в Питере, а следующим летом «Огонёк» возродился, но уже как обычный пионерлагерь. Пионерлагерь отрезал от Городка приличный кусок земли, но компенсировал это тем, что построил на нём настоящее футбольное поле, баскетбольную и волейбольную площадки, а также танцплощадку в виде огромной беседки и всё это с сентября по май было в полном нашем распоряжении.

Летом в беседке «Огонька» регулярно зажигали пионеры, они лихо плясали под балкантоновские пластинки и туда, что удивительно, пускали и нас, местных.

Всего вокруг городка после войны расположились 7 пионерских лагерей: «Огонёк», «Юный Ленинец», «Чайка», «Комета», «Искра», «Юность», «Салют» и ещё была спорт-база «Импульс». По старой советской традиции все новинки советской и зарубежной эстрады в пионерлагерях целый день, перебивая друг друга, транслировались через громкоговоритель, но «Огонёк» был ближе всех и его репертуар было слышно исключительно хорошо. Летом пионеры были повсюду, с барабанным боем они сотнями ходили через городок купаться на озеро и ненароком вытаптывали окрестные леса.

Всего на 1-м Ждановском озере было 10 ведомственных купален, принадлежащих различным пионерлагерям, плюс одна купальня с солярием в санатории. Была капитальная спасательная станция на которой базировалась спортивная секция «Спартака» по лыжным гонкам и круглый год дежурили спасатели, на ней были лодки и водолазное снаряжение. Песок для солярия (такая огромная песочница с павильоном и лежаками), Жданову якобы завёзли из Пицунды.

Увеличить в новом окне

В том месте, где сейчас стоит микрорайон «Южный» находились выработанные торфяные карьеры, тянувшиеся от деревни Орово до Всеволожской сельхозтехники, поэтому когда пионеры и дачники истребили все дары природы в соседнем лесу, с грибами в городке проблем не было. Собирать их было предельно просто. Пяти-, шестиметровой ширины валы торфа, чередующиеся с такой же ширины заполненными болотной водой и растительностью траншеями, тянулись вдоль Колтушского шоссе на несколько километров в длину и до Ковалёвского леса в ширину. Поход по заросшим чахлыми берёзками валам, превращал сбор грибов в промысел, так как искать их было не нужно, на полосе шириной 5-6 метров спрятаться им было весьма проблематично.

Въезд на карьеры был там же, где сейчас въезд в «Южный». Над карьерами тянулась ЛЭП. В карьерах жили утки и в изобилии водились щуки. Щук ловили петлёй. Процесс был следующий: выламывалась палка метра 2 длиной, к ней привязывалась тонкая медная проволока от трансформатора, из неё делалась петля сантиметров 20 в диаметре. Затем нужно было крайне тихо идти вдоль карьера и внимательно смотреть, где под берегом стоит щука, благо глубина карьеров была небольшая и в солнечный день их можно было отличить от коряг по шевелящимся плавникам. Увидев щуку следовало замереть и крайне медленно опустить петлю в воду и очень осторожно, стараясь не задеть плавники, одеть петлю на щуку, где-то до середины тела, а затем резко дёрнуть. В случае удачи, щука оказывалась затянута петлёй как палка и вытаскивалась на берег, ну а в случае неудачи металась на другой край карьера.

Был и другой способ поиска рыбы, эффективный в случае большого количества участников рыбалки, сначала по воде колотили палками и смотрели, в какое место, разгоняя стреловидные волны по поверхности воды переметнулись щуки, ну а дальше в том же порядке. Охотники на уток отстреливали крупные экземпляры щук из ружья.

Когда началась борьба за освоение Нечерноземья карьеры осушили, щук загнали в одну яму и вычерпали ковшом экскаватора. Вместо карьеров до горизонта теперь тянулись ежегодно горящие торфяные поля, с этих полей в речку Зиньковка вёл прямой, как стрела канал. В чистейшей воде канала водились вьюны. Остатки канала и сейчас видны, как продолжение улицы Невской.

В те годы зимой дороги не чистили от снега. Изредка проезжавшие машины укатывали снег, а оттепель и мороз превращали дороги в шикарный каток. Воскресным днём всё население городка выкатывало на улицу Некрасова на финках. Главы семей степенно катили жён с сумками по магазинам, кто на Торговый, а кто «На торфа». Напоминая Брейгеля старшего, орущей толпой между ними на финках носились дети. Ближе к вечеру толпа перемещалась на заледеневшую горку. Она начиналась от деревянной водокачки на Лермонтова и крутым поворотом выносила катающихся к водоразборной колонке у «Курского» барака на Некрасова.

Это конечно не улица Некрасова, а Всеволожский проспект — центр города, но на этой фотографии есть характерная для 1960-х годов деталь — человек на финках спокойно рассекает по своим делам по середине улицы и так зимой было во всём городе.


Вечером на дороге под фонарём ставили ворота из кирпичей и играли в хоккей. Если вдруг на горизонте появлялся свет, что бывало два-три раза в час, то игра ненадолго прерывалась и мимо нас медленно, покачивая тормозной жидкостью в фарах, проплывал грузовик. О существовании шипованной резины тогда и не подозревали, просто ездили осторожно. Позднее, тех чудаков кто заимел такую резину, заставляли клеить на автомобиль специальный знак «Ш», что бы нормальные люди держали дистанцию и могли увернуться от непредсказуемых манёвров такого автомобиля.

С гололёдом конечно боролись, но весьма оригинально: в начале зимы на каждую остановку автобуса завозили кубометр песка и кубометр соли, а потом специальные дворники периодически посыпали её этой смесью, что бы пассажиры не поскальзывались.

Когда народу было много мы играли в хоккей на баскетбольной площадке «Огонька». Конечно там было шире и удобнее, расчистив от снега «паркет» можно было получить шикарное поле, одна беда — там не было освещения и когда шайба становилась неразличима в ранних зимних сумерках, игра вынужденно прекращалась.

Другое дело на улице, там было освещение. Низкорослые деревянные фонарные столбы стояли через каждые 25 метров. Наверху столба торчал железный кронштейн с которого свисал крашенный отражатель, видимо призванный защитить, вкрученную в него 60 ваттную лампочку от непогоды. Отражатель, он же навес от дождя, со скрипом болтался на ветру и под ним по земле металось жёлтое пятно метров десяти в диаметре. В этом жёлтом пятне собирались дети вышедшие погулять ранним осенним или зимним вечером. Лампочки обычно вкручивали раз в год к празднику 7 ноября. Тогда пару месяцев можно было идти из школы со второй смены весело перебегая через кромешную тьму из одного жёлтого пятна в другое. Затем лампочки постепенно перегорали и до лета на всей улице оставалось 2-3 светлых пятна, поэтому у каждого в городке был свой фонарик.

Когда на Грибоедова установили огромные бетонные столбы и включили новое освещение, это был прорыв в будущее. Фантастический неоновый свет заливал всю улицу целиком и теперь толпы пацанов выходили гулять с каждой поперечной улицы на свой перекрёсток с Грибоедова-стрит, заодно выясняя с соседями, чья улица круче.

Кто-то ходил в школу №2, кто-то №5. До пятой школы было дальше, километра три, но это ерунда по сравнению с тем каково было ходить в школу детям лесника, братьям Вовер. В октябре 1967 года по свежезаасфальтированному проспекту Грибоедова пустили «двойку» — автобус №2 и жизнь наладилась, жёлтые «пазики» сновали каждые 10 минут, проездной на месяц стоил рубль двадцать и поездка в школу в тёплом автобусе была удовольствием.

Автомобилизация в городке была слабой — на сто семей была одна «Волга с оленем» и одна «Победа», что несколько компенсировалось десятком мотоциклов «Ява» и бесчисленным количеством разномастных мопедов без глушителей,  белыми ночами нарезавших круги вокруг городка.

Иногда утром рядом с толпой школьников на остановке, что на перекрёстке Некрасова и Грибоедова тормозил правительственный «ЗиМ». Его водитель жил у нас в городке, а работал на «Даче Жданова». Когда он порожняком ездил на станцию Мельничный Ручей забирать вышедшего из электрички вновь прибывшего в партийный санаторий отдыхающего, то обязательно останавливался и подвозил нас до школы. Детей в этот лимузин с откидными сидениями помещалось любое количество.

Весною и осенью по дороге из школы домой мы, бывало, проходили одну остановку пешком, потому что на перекрёстке Грибоедова и Алексеевского стоял кинотеатр «Заря». Кинотеатр был деревянный, зимой не работал, но в тёплое время года он был битком набит пожирающей семечки публикой. Тот факт, что он был деревянный придавало ему дополнительную популярность, так как в его стенах были насверлены дырки и часть зрителей находилась снаружи, поэтому, когда в репертуаре был Фантомас, Три мушкетёра или Шербурские зонтики, мы смело шли пешком за бесплатной массовой культурой.

Однажды, наш фирменный забор на проспекте Некрасова отодвинули от дороги, урезали огороды, но проложили взамен шикарный тротуар, а сам проспект заасфальтировали. С него исчезли лужи, оживились велосипедисты и пошёл автобус № 4. Это было что-то. Три автобусные остановки на проспекте Некрасова сделали жителей городка невероятно мобильными. Это было так здорово, просыпаться без двадцати девять и успевать в школу к девяти.

А затем в городке снесли, стоявшие на Лермонтова, бывшие конюшню и гараж и на пустыре у «железной водокачки» вырос десяток типовых советских дач. Дачи этого незамысловатого проекта и сейчас можно встретить в самых неожиданных местах нашего города, но тогда это был просто шик нашего местного руководства, во всём подражавшего ленинградской партийной элите и разместившего места своего летнего отдыха в зоне шаговой доступности от элитарной «Дачи Жданова». До неё, точнее до 1-го Ждановского озера, по тропинке от крайней дачи было каких-то символических 300 метров.

При всём при этом, надо отдать должное, местное руководство и о местных жителях не забывало. Что бы не смущать их своим праздным видом, возникла идея забрать под зону отдыха весь городок, понастроить дач, а местных жителей переселить на Котово Поле, благо там началось грандиозное по тем временам строительство жилья. Идея массами была принята на ура, так как бараки послевоенной постройки, честно говоря разваливались, а жалкие попытки подвергнуть ремонту их фундаменты приводили к тому, что у некоторых в доме даже стала прорастать малина.

Люди стали мечтать о переезде. Но однажды наш депутат по фамилии Епишкин собрал у закрытого магазина народный сход и объявил, что чуда не будет, идею застроить наш городок исполкомовскими дачами кто-то похоронил на уровне обкома и нам, следовательно, тоже нового жилья не будет. Однако лишить советских людей мечты оказалось не так-то просто, Епишкина прогнали и поехали жаловаться.

Куда ехал жаловаться советский человек, когда у него отнимали мечту? Конечно в Москву к Брежневу. И наши поехали, Витя Прохоренко и кто-то ещё из женщин На приём к Леониду Ильичу не попали, но сдаваться не стали, спросили в приёмной: «Кому ещё можно пожаловаться на неустроенный быт?». Им сказали: «Да вот Георгадзе, секретарь Президиума Верховного Совета СССР сегодня принимает», к нему и пошли. Рассказали ему ходоки нашу историю об отнятой мечте, и что вы думаете? Такое только в кино бывает, да ещё в старые добрые советские времена: снял Михаил Порфирьевич трубку специального телефона, позвонил куда следует и спросил, какой дом сейчас на Котовом Поле готов к заселению, ему ответили, что готовых домов нет, есть лишь недостроенная 9-этажка на улице Плоткина, но там только 5 этажей готово, тогда повелел Михаил Порфирьевич закрыть в нём пятый этаж крышей и отдать людям.

Так появился в нашем городе своеобразный памятник Георгадзе — дом № 37 (сейчас — № 13/1) по улице Плоткина, недостроенная девятиэтажка из пяти этажей с пустыми шахтами лифтов, так как в пятиэтажном доме лифт не положен.

В октябре 1976 года всех жителей Некрасова и Лермонтова переселили из старых бараков в один новый панельный дом. Все были счастливы и только неразумные коты привыкшие к свободе при первой же возможности убегали обратно. В тот день, когда переезд был закончен все вдруг внезапно стали горожанами, а старая городошная общность исчезла. Сейчас в новом доме из старожилов остались лишь единицы.

*****

Конечно, это далеко не всё что можно было рассказать о городке. Возможно со временем этот рассказ будет дополнен.

*****

Если у кого-то остались детские, да вообще любые фотографии городка, пришлите пожалуйста копии на vsevinfo(собака)mail.ru
А пока, то что есть:

Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне

Демонстрация 7 ноября 1965 года. У памятника Ленину ещё из бронзы: Зябкин, Саня Пантелеев, Андрей Усачёв, Лёша Хюння, Слава Маштаков, Игорь Матрёничев, Лена Зябкина, Люда Тимофеева, я, Люба Фёдорова

На спортплощадке «Огонька»: Слава Васильев, Лёша Хюння, Андрей Семёнов, Гриня Семёнов, Саня Пантелеев, я, Лёша Хонин

На спортплощадке «Огонька»: Игорь Матрёничев, Андрей Семёнов и я

Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Эдик Маштаков во дворе дома № 46 Лёша Зябкин Эдик и Людмила Николаевна Маштакова
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
В центре Вовка Анисимов Лена Зябкина и Слава Маштаков Эдик Маштаков во дворе дома № 46
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Дик и Копна Копна и Дик Эдик Маштаков и Дима Габенов
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Из архива семьи Ващиловых Тамара Ващилова Балет в типичном интерьере Курского барака
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Тамара Ващилова Теперь с братом 1964 год. У Курского барака
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
У Курского барака Ващилов-младший на фоне дома по Лермонтова Тогда в городке рано начинали пить :)
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Тамара Ващилова и Надя Садовникова Марина Бабурина и Тамара Ващилова Рядом с городком жил медведь. На цепи.
В обществе охотников и рыболовов
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Немного о себе, я справа У дома № 40 по Некрасова Я и Ирка Андросова во дворе дома № 46
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
На 2-м Ждановском озере На 2-м Ждановском озере была купальня На торфяных карьерах
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Свадьба Люси Вареевой и Толика Пилипенко У дома № 50 по Некрасова Толик Пилипенко и Иван Вареев
Увеличить в новом окне Увеличить в новом окне
Садовников Леонид Сергеевич у колонки на фоне Курского барака и дети городка Надя Садовникова, Лёша Биндовский, ?, Света Кастырина В центре Сергей Бакши из дома № 9 по Некрасова и Гриня Семёнов
Тамара Петровна и Анатолий Васильевич Матрёничевы во дворе дома № 43 по Лермонтова Проспект Некрасова в 1951 году. Дома стоят справа и за деревьями не видны Угол дома № 46 по Некрасова. Кошка Мурка. Август 1967 года

Попробуем вспомнить всех кто жил в Городке (в скобках дети).

Проспект Некрасова:

Дом № 58 — Архиповы (Марина, Вова), Диана

Дом № 56 — Габидулины (Саша, Люда), Кастырины (Света), Черных

Дом № 54 — Плещенковы (Вова), Боря Смирнов, Захаренко (Лёша), Габеновы (Дима)

Дом № 52 (Курский вокзал) — Петлины, Садовниковы (Надя), Сугоняевы (Андрей), Арсентьевы, Толмачёвы, Ващиловы (Тамара, Валера), Саша с Шурочкой, Рзаевы, Оля/Яша, Котовы, Косовы, Бендовские (Лёша), Исаченковы и ещё несколько семей

Дом № 50 — Милёхины (Галя), Шальневы, Вареевы (Ваня, Люся)

Дом № 48 — Усачёвы (Андрей, Наташа), Женя/Таня, Семёновы (Андрей, Гриша)

Дом № 46 — Ефимовы, Фёдоровы (Люба, Марина), Римчёнки (Витя, ?), Панёвы (Лена), Виноградовы (Таня), Маштаковы (Слава, Эдик), Ферманы (Валера)

Дом № 44 — Андросовы (Ира, Витя), Каргозёровы (Лёша), Антюфеевы (Ира, Марина)

Дом № 42 — Рентген

Дом № 40 — Колесник (Лариса, Валя, ?), Соколовы (Люда)

Дом № 38 — Бабушка Димы Габенова

Дом № 36 — Бабурины (Марина)

Дом № 34 — Чертовы (Ольга, Марина)

Дом № 9 хоть и не Городок, но всё же рядом — Сергей Бакши

Проспект Лермонтова:

Дом 47 — Ефимовы (Женя), Востриковы

Дом 45 — Малоземлевы, Веселовы, Крюковы, Ожигины (Валера), Скородумовы

Дом 43 — Матрёничевы (Игорь, Костя), Никифоровы (Валера), Смородины, Баба Даша, Прохоренко, Субоч (Наташа), Иван Иванович, Садовниковы (Люся, Вера)

Дом 41 — Олимпиевы (Юля)

Дом 39 — Хонины (Лёша), Жуковы, Тесаковы, Хюння (Лёша), Васильевы (Слава, Света)

Дом 37 — Тимофеевы (Лида, Люда)

Дом 35 — Дуда, Анисимовы (Вова), Устиновы (Лёша), Васильева, Ляшовы (Андрей), Веселовы

Дом 33 — Зябкины (Лёша, Лена), Морозовы, Васильев Коля, Бойцовы (Галя), Боровики (Саша)

Два поперечных дома между Некрасова и Лермонтова: (по какой улице они числились уже не вспомнить)

Пантелеевы (Саша, Сергей, Коля), Мелешко, Тася Герасимова, Черновы (Алик, Алла)

 

Некоторые семьи: Ивановы (Вова, Саша), Светловы (Света), Веремеенко (Таня, Наташа), Родины — не припомнить в каком доме жили, фамилии некоторых вспомнить не удалось, возможно и ещё что-нибудь перепутано, извините. Если кто-то помнит как это было на самом деле, напишите пожалуйста на почту vsevinfo(собака)mail.ru и мы вместе всё исправим.